ПРЕДЕЛЫ ЗНАЕТ ТОЛЬКО НЕБО
Эта история, которую рассказал мне сначала писатель полковник в отставке Аркадий Пинчук, а потом и сам полковник Владимир Бабушкин, оказывается такой запутанной, что даже по прошествии многих лет никто не может дать вразумительного ответа на вопросы: «почему представление на присвоение звания Героя России исчезло? Кто и почему принял решение об изменении вида награды на Орден Мужества?» В целом же это будет рассказ о летчике с большой буквы, который спасал из-под огня наших воинов в самых немыслимых ситуациях, летая на пределе, а порой и за…

РОДОМ ИЗ ДОСААФ

Владимир пришел в армейскую авиацию, минуя военное училище. Был студентом техникума и занимался в летной школе Саратовского ДОСААФ. Там изучал и осваивал винтокрылую машину. Затем были завод, призыв в армию, трехмесячные курсы в высшем военном авиационном училище летчиков. С 1985 по 1989 год заочно учился в Сызранском ВВАУЛ – осваивал боевой вертолет.
– Вообще, считаю себя «досаафовским» летчиком, – признается Бабушкин, – школу там прошел серьезную, потому что учителя были достойные. Один из них даже Юрия Гагарина когда-то на крыло ставил.
Обычная офицерская судьба: полеты, переводы, переезды. Дальний Восток, ГСВГ, Заполярье, авиагарнизон Прибылово в Ленинградском военном округе… Сын Антон пошел по отцовским стопам, окончил Краснодарский военный авиационный институт летчиков. Сейчас служит на Севере, в военно-транспортной авиации, летает на Ан-26. Дочь Катя окончила университет, получила престижную профессию…
Война вошла в судьбу летчика в конце девяностых годов, когда в ЛВО была сформирована отдельная особая вертолетная эскадрилья. Ее оперативно направили в Чечню.
– Меня назначили заместителем командира эскадрильи, – продолжает свой рассказ полковник Бабушкин. – Обосновались поначалу в Кизляре. Оттуда месяц летали на задания.
14 октября 1999 года офицеру была поставлена задача – эвакуировать ночью раненого. Район пустынный, западнее населенного пункта Старогладковская, площадка освещалась светом автомобильных фар. От таких полетов в армейской авиации открещивались: уж очень велик риск быть сбитым. Но Бабушкин полетел, спас человека.
– После нас перебросили в станицу Калиновскую, что в двадцати километрах севернее Грозного, – вспоминает Владимир. – Прибыли туда вечером, всю ночь обустраивали стоянки, разбивали палатки, готовили дрова для походных печек, строили пункт питания. А на рассвете группа Ми-24 уже вылетела на штурмовку. Ми-8 высаживали десантников и подбирали раненых.
Ночью в бою на Терском хребте получили тяжелые ранения несколько офицеров. Люди истекали кровью и ждали помощи. Бабушкин понимал, что сесть на гребень горного хребта рискованно даже днем. А в темноте, ночью, опасность вообще непредсказуемая. Владимир в то время замещал комэска. И, руководствуясь своими этическими принципами, не мог приказать подчиненным рисковать жизнью. В итоге полетел сам. Посадка в горах была на грани возможностей человека и техники. Но раненые были спасены, доставлены в Моздокский госпиталь.
И в таком режиме – постоянно в течение полугода, то днем, то ночью. Почти половина часов «чеченского» налета – ночные…

УДАЧУ ОБЪЯСНИТЬ НЕВОЗМОЖНО

Владимир достает из своего домашнего архива карту Чечни, разворачивает ее. Места сгибов аккуратно скреплены скотчем:
– Это моя рабочая карта, на войне с ней не расставался.
Глядя на нее, по обозначениям, стрелкам, условным знакам, пометкам он восстанавливает в памяти все те события, о которых мы вели речь.
«Вот Грозный, Ханкала, позиции наших войск, а здесь были сосредоточены боевики. – Летчик показывает на обозначенный на карте участок местности. – В один из прекрасных дней звонит мне из Ханкалы наш летчик лейтенант Юрий Покатило и говорит, что его хотят отправить на задание. «Но у меня нижний край сто метров!» – возмущался он в трубку. Это расстояние облачности от земли. О полете в таких условиях, да еще ночью, в горах, даже думать нельзя. Горы закрыты облаками, ничего не видно. А они здесь, смотрим по карте, – 300, 480, 700 метров. «Приказывают лететь к вам в Калиновскую, на ваш аэродром», – докладывает лейтенант.
Я руководил полетами. Вскоре Покатило прилетел, зашел на посадку. Смотрю, из вертолета выходит генерал Малафеев. Я с ним был ранее знаком, спрашиваю:
– Товарищ генерал, а вы чего прилетели?
– Мне сказали, что сейчас какой-то другой летчик доставит меня на площадку на Сунженском хребте.
– Но нижний край – сто метров, видимость меньше километра, все закрыто облаками, вообще нельзя лететь, – пытаюсь убедить сухопутного начальника. – Полеты в таких условиях запрещены не только руководящими летными документами, но здравым смыслом.
Он говорит:
– Завтра штурм Грозного, подполковник, я должен быть там.
– Хоть завтра, хоть послезавтра, но я не могу лететь. Послать экипаж – погубить всех…
Пытаюсь читать ему лекцию по аэродинамике. Он мне тогда заявляет:
– Что ты мне мозги паришь, звони своему командиру!
Связываюсь со своим начальником Василием Степановичем Кулиничем, объясняю обстановку, он мне в ответ:
– Володя, на меня просто насели. Ничего с ними поделать не могу, сам решай!
Экипаж ушел уже отдыхать. Я вызываю лейтенанта. Открываю ему вот эту карту и объясняю, куда мы должны в ближайшее время попасть.
Взлетаем, выходим на привод – точку точной привязки – и двигаемся дальше, где никаких ориентиров уже нет.
Через некоторое время терпение на пределе. Надо лететь назад, иначе столкнемся с горой или какой-нибудь вышкой. Немного снизились. Я вывожу вертолет из крена и вижу прямо перед собой внизу два зажженных огня. Неужели площадка?! Сел наугад. Оказалось, именно туда, куда и надо было.
Это был редчайший случай удачи! Даже летавший со мной лейтенант до сих пор не знает, что мы попали в заданный район не потому, что я был мастером пилотирования в тумане, а просто так получилось. Нам повезло, но летать в таких условиях нельзя!
Генерал Малафеев тогда вышел из вертолета и, улыбаясь, упрекнул:
– А говорили, не долетим!
Через несколько дней после нашего полета я узнал, что Михаил Юрьевич погиб в Грозном. Он возглавил штурмовой отряд, которому удалось отбить у боевиков несколько зданий. В тот момент, когда в одном из этих домов генерал заслушивал доклад командира штурмовой группы, он был убит автоматной очередью…»
Во время возвращения экипажа Бабушкина на свой аэродром, в облаках, на высоте 700 метров, отказал один двигатель. Но паники не было. В официальном документе потом записали: «Экипаж подполковника В.Н. Бабушкина, проявив хладнокровие и высокий профессионализм, выполнил посадку на своем аэродроме при минимуме погоды». Остается добавить, что такие отказы техники за всю историю армейской авиации были единичными.

В ЛОВУШКЕ

9 января 2000 года из Ханкалы вышла на спецоперацию боевая колонна спецназа МВД. Погода способствовала бойцам: наступала темнота, была низкая облачность, ложился густой туман. Подразделение соблюдало режим радиомолчания.
К сожалению, информация о движении колонны просочилась противной стороне. Бандиты организовали засаду. И хотя спецназовцы были готовы к любым сюрпризам, колонна солдат оказалась в ловушке между двумя мостами.
Завязался бой, появились убитые, раненые. Спецназу потребовалась срочная помощь.
Генерал армии Квашнин звонит начальнику авиации группировки подполковнику Василию Кулиничу и говорит, что в лесном массиве в районе населенного пункта Джалка истекают кровью два десятка человек, четверо уже умерли. Спрашивает, есть ли летчик, который смог бы при абсолютном минимуме вылететь на место боя. Кулинич отвечает, что есть, подполковник Бабушкин. Тогда Квашнин просит объяснить ему ситуацию – решение пусть примет сам.
Кулинич знал, что Бабушкин уже вылетал сегодня с грузом боеприпасов и вернулся на базу: видимость – ноль. Но авианачальник связался с 85-й вертолетной эскадрильей, то есть с Бабушкиным, исполнявшим тогда обязанности командира, и передал ему слова начальника Генштаба.
– Не знаю, что ответить, Василий Степанович, – признался Бабушкин.
– Больше некому, решай! – услышал в ответ.

ТРОЙНАЯ ПЕРЕГРУЗКА

Ми-8 взлетел в «молоке». Пробили облачность на высоте 1200 метров. Курс на Ханкалу взяли по приборам. Руководитель полета должен был скорректировать, где спецназ ведет бой. Летели молча. Над Ханкалой сменили курс и начали пробивать облачность. Скорость – 100 километров в час, сигнализатор опасной высоты командир установил на отметке 40 метров. Примерно на такой высоте – нижняя кромка облаков. По расчетам Бабушкина, вертолет должен «вынырнуть» из висящей над землей смеси воды и снега непосредственно рядом с дорогой, где шел бой.
Но, пробив облака, вертолет увяз в тумане. Со всех сторон – пулеметные трассы. Не понять, где свои, где бандиты…
Руководитель полетов подсказал, чтобы ориентировался на огни авианаводчика. А где они?! Разбери тут.
И вдруг Бабушкин увидел эти огни! Почти под брюхом. Мгновение – и проскочили бы. Посадку решено делать с ходу, без повторных заходов. Вертолет плавно садится на землю. Плошадка представляла собой участок дороги с высокими деревьями по обочинам и обозначалась с двух сторон кострами. Расстояние от лопастей несущего винта до крон было минимальным. К машине уже несли раненых спецназовцев. Молча рассаживали, укладывали их в салоне вокруг резервного бака с керосином.
15 человек. Летчик руками показал из кабины – больше нельзя! Но людей несли. Вот уже затащили 24-го… Тут подошел командир отряда:
– Еще у нас четверо погибших. Забери.
– Мы не взлетим, почти тройная перегрузка! – объяснял летчик.
И в этот момент в заполненный ранеными солдатами салон полез незнакомый полковник. Сказал, что он из штаба Северо-Кавказского военного округа, и строго добавил, чтобы его высадили в Ханкале.
Летчик решительно заявил:
– Сядем в Моздоке, если Бог даст.
– Я вам приказываю – в Ханкале!
– Да пошел ты!.. – взорвался Бабушкин. – Здесь я приказываю!
В ответ услышал:
– Об этом горько пожалеете…

ЗАПРЕДЕЛЬНЫЙ ПОЛЕТ

Бандиты лупили по вертолету из всех средств. Нужно скорее уходить на высоту. Но Бабушкин не мог этого сделать. Он отлично понимал, как поведет себя перегруженная машина, если без достаточного разгона идти на набор высоты.
Загружено без малого три десятка убитых и раненых при топливной заправке 2900 литров. Вес вертолета превышен на тонну. Владимир лихорадочно соображал: сливать топливо для облегчения опасно, к тому же оно могло пригодиться, если придется уходить на запасной аэродром. Времени на раздумье – ноль!
Подполковник принимает решение: поднимает перегруженный вертолет и с высоты 3–4 метра, с висения, производит в сторону бандитов ракетный залп. Вертолет сразу сбросил почти 300 кг, и летчик начал разгон. Машина тяжело оторвалась от земли…
Противник, опомнившись после удара неуправляемых авиационных ракет, вновь открыл огонь по вертолету. Но винтокрылая машина уже вошла в облака, в этом случае низкая облачность была уже спасительной. Однако из стрелкового оружия был поврежден автоматический радиокомпас АРК-15. Без него полет на аэродром, и особенно заход на посадку, в сложных метеоусловиях многократно затруднен.
В облаках попали в условия сильного обледенения. Сказать, что управлять перегруженным вертолетом в таких условиях сложно, значит, ничего не сказать. Вдобавок ко всему противообледенительная система не справлялась с нарастающей коркой льда на обшивке вертолета. Началась сильная вибрация.
– Лишь когда вывел вертолет за облака на высоту 1800 м, – вспоминает Владимир, – обледенение прекратилось. Потом получил информацию со всех ближайших аэродромов о полном отсутствии погоды, пригодной для посадки. Решил все же лететь на Моздок. В принципе и там было то же самое.
Используя минимальные в связи с повреждением АРК-15 навигационные возможности вертолета, по командам руководителя полетов подполковник стал выполнять заход на посадку в тумане. На высоте 30 метров с аэродрома стали выдавать в эфир команду для ухода на второй круг. Тем не менее, еще снизились, и с высоты 8 метров правый летчик доложил, что видит огни взлетно-посадочной полосы только под собой. Командир экипажа произвел посадку вертолета на правый край ВПП, а в эфире настойчивый голос руководителя полетов все требовал ухода на второй круг…
После доклада Владимира Бабушкина о том, что вертолет находится на земле, руководитель полетов дал команду на выключение двигателей на месте, так как руление в таких условиях также небезопасно. Посадка на аэродроме Моздок была выполнена в 23.50.
В исторической справке участия авиационного полка в боевых действиях в Чечне написано, что этот полет «с точки зрения летного мастерства относится к запредельному».

ПРЕДСТАВЛЕН К ЗВАНИЮ ГЕРОЯ РОССИИ

Генерал армии Квашнин получил доклад, что Бабушкин выполнил задачу по спасению людей, вывез раненых бойцов спецназа МВД с поля боя. Назвав этот поступок подвигом, достойным самой высокой награды, генерал дал указание готовить на подполковника В. Бабушкина представление к званию Героя Российской Федерации.
– Мы по телевизору услышали сообщение об этом, – вспоминает Наталья, жена Владимира. – Конечно, обрадовались, но вместе с тем находились в состоянии напряжения. Мы понимали, что такие награды так просто не раздают, что он там постоянно рискует жизнью… Соседи поздравляли меня и детей. Нам звонили родственники, друзья и знакомые из разных уголков страны, которые также узнали об этом.
Представление было подготовлено. Бабушкина уже поздравляли друзья, в том числе и из Ленинградского военного округа.
Полет был тяжелым, опасным. Но разве только в нем рисковал жизнью летчик? За период участия в боевых действиях офицер выполнил 720 боевых вылетов, из них 205 – в ночных условиях. Лично уничтожил пять машин с боевиками. 115 раз сажал машину на площадки в районе боевых действий, вывез с поля боя 526 раненых. Это все было отражено в наградных документах.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Но звания Героя России летчик не получил. Почему-то было принято решение об изменении вида награды на орден Мужества. Одна из версий – проделка того полковника из штаба, которого Бабушкин, не желая рисковать жизнями раненых, не высадил в Ханкале.
В настоящее время (материал опубликован в 2008 г. — прим. «Отваги») летчик-снайпер полковник Бабушкин служит в отделе инспекторов 6-й армии ВВС и ПВО, в Санкт-Петербурге. Служит так же достойно, как достойно сумел выйти из «наградного штопора».